Перед рассветом - Страница 94

— А если вернуться придётся? — Немайн скептически склонила голову на бочок. По сказкам, возвращение озёрной — обычное дело, если муж не понравился. Мычащее приданое, понятно, при этом исчезало вместе с озёрной. И со всем приплодом. Что, в общем, вполне соответствовало кельтской традиции брака с равными правами мужа и жены.

— А не придётся. Добрый у меня муж. Семья богатая, клан сильный. И — на земле хорошо. А в Анноне всегда сыро. Вечно вода под ногами хлюпает, — озёрная, словно для иллюстрации, хлюпнула носом, — и земля под ногами гнётся.

Клирик начал что-то понимать. Образ гнущейся под ногами земли был знаком, и отзывался неприятной виноватой печалью. Ну не был он любителем ни рыбалки, ни охоты. А знание, что не слишком приятный, но в чём-то и притягательный ландшафт, через несколько дней будет полностью уничтожен, немного меняет его восприятие. Это называлось программой омоложения древних озёр. Результат — восхитительный. «Зелёные» рвут чубы друг другу, а концерн получает сорок рыбхозов в качестве подшефных хозяйств. Наверное, именно после этого за Клириком и укрепилась репутация специалиста по невозможному.

— А выходить из Аннона страшно было? — болотные тропы — штука подлая. Хотя как-то ведь и скот выводить ухитрялись. Гати? Известные только нескольким посвящённым? Иначе все бы про них уже знали, — Наверное, шаг в сторону от друида — смерть.

— А как ты узнала, что меня друид вёл?

— А кто? Гвин, что ли?

— У нас и другие боги есть! Гвин — он король сидов, да. Но есть ещё Амаэтон, Гверн, Мабон… Талиесин захаживает. Но редко. И ты! Тебе по два человека каждый год приносим. На день Неметоны и весной, чтобы ты страну не затопила. Но боги, конечно, невест не выводят. Иногда себе берут…

Наверное, в омут. В наступившей тишине отчетливо скрипнули зубы сиды. Одно хорошо — епископский викарий по-валлийски ни бельмеса.

— У кого это — у нас? — поинтересовалась Немайн вкрадчиво, точно епископ Дионисий на суде.

— У нас в Анноне…

— Ты же не хочешь туда возвращаться?

— Но там отец, мама… То есть и родная и три остальных. Тётки, сёстры…

Кажется, с мужским полом у них дело швах. Не рождаются?

— Братья у тебя есть?

— Нет. Но это только нам не повезло. У соседей и по два мальчика случается. Зато у меня все мамы живые…

— И это фэйри обвиняют в подбрасывании подменышей… Дураки. Это не работает. Сколько ваших каждый год тонет в болотах?

— Тонут, — озёрная задумалась, — я тогда так далеко считать не умела. Больше пяти… Может, семь?

— Как видишь, жертва не помогает. Так вот родне и передай при оказии…

Разговор понемногу прояснял картины подземной жизни — а на деле жизни на плотных растительных покровах да мелких островках среди торфяных болот. Успокоившаяся озёрная — поняв, что от неё требуется и правда именно разговор, охотно вспоминала детство да девичество. Клирик уже почти и не слушал, только поощрял подробности, чтобы было потом что спокойно проанализировать. Не нравилось ему соседство с цивилизацией, приносящей человеческие жертвы. Пусть и обречённой. Память подсказала — подобная история произошла с инками. Осколок жестокой империи ухитрился пережить её на полвека в недоступной горной долине. Потом испанцы вызнали нужные тропы. Здесь же сложилось равновесие — а всё потому, что болотная община приобрела репутацию волшебных существ.

Праздник — как любой новый день, должен был начаться с вечера. Раз уж в день Немайн нельзя жечь огонь — кроме как для отправления кормящего мастера ремесла — вечерний пир сразу после захода Солнца был единственной горячей трапезой суток.

Немайн отвели самое почётное место. Стол круглый, но южная, добрая, сторона считалась более почётной. Клирик понимал — происходит неладное. Но сэр Эдгар против подобного ущемления своего статуса не протестовал. По правую руку сел хозяин, по левую пристроили викария. Осторожно поднесли первое блюдо. Овсянка! И все дружно принялись коситься на сиду. Видимо, желая посмотреть, как она будет давиться этой гадостью.

Или что? Клирик припомнил — в патриархальных семьях едят после того, как даст отмашку глава семьи. Похоже, сейчас эта роль на нём. Взял ложку. И — вовремя — вспомнил.

— Святой отец, благословите трапезу, — громко попросила сида по-валлийски. И тут же тихо повторила по-гречески. Молитвенно сложила руки. И принялась повторять за греком молитву Господню. Громко. По-валлийски.

На первых словах — только выпученные глаза хозяев и гостей. Но уже с третьего слова вступили воины Вилис-Кэдманов, за ними — королевские рыцари. А там и все остальные. Только озёрная сидела с открытым ртом. На её глазах происходило странное — но только теперь, воспитанная в многобожии, она начала понимать — разница между людьми и божествами предков гораздо меньше, чем между ними обеими и творцом вселенной. Раз уж сида не считает зазорным молиться его сыну. Который ещё и человек…

А потом всё равно была овсянка. И беспокойные взгляды хозяина. Алана ап Милля очень беспокоило поведение Неметоны. Жертвы он принести не успел. И теперь совсем не был уверен, как и какие требуется приносить в дальнейшем — раз богиня крестилась. Пытался помочь делу, подав излюбленную сидами пищу — так вот, угрюмо ковыряется в тарелке. Неужели старые былины врут? Не может такого быть! А там подробно описано, что сиды, у которых овёс в холмах не родится, сидят на ячмене, и хлеб из него пекут. Овёс ради праздников у людей выменивают. И сама светлая Дон, бывало, заглядывала к фермерам разодолжить тарелку-другую овсяной муки для маленьких дочерей…