— Ты знаешь, что я единственный римлянин, который заплывает так далеко на север?
— Знаю и ценю. Иначе раздела бы, как завтра оберу остальных. Я ведь скупила весь лён. И всю шерсть.
— Не весь. Он бы подорожал.
— Весь. На рынке только мои приказчики. Которым оставлено немного товара, и велено не торговать оптом. Во-первых, свой народ дороговизной обижать нехорошо. Во-вторых, это поддержало низкую цену, пока я скупала товар у остальных.
— Это же противозаконно!
— Не здесь. Хочешь — вынесем на ярмарочный суд. И в любом случае, твой рейс не окупится — без моего беленого льна. А я предлагаю фиксированную цену. Я вообще никогда не торгуюсь. Не веришь — поспрашивай. Но эта цена — первого дня ярмарки, учти. Завтра услышишь цифры повыше. С учетом стоимости хранения. Но если ты продашь мне весь груз сейчас и по моей цене, через месяц ты будешь здесь с новым грузом. Который я куплю. И немедленно продам тебе следующий груз. До зимы обернешься еще два или три раза. И потом — с падением Египта цена на лён в империи должна расти, как колосья в июне. Я не права?
Купец только рукой махнул. Он был согласен на всё. Раз влез в политику, пошли другие барыши с убытками. На такие ставки Сикамб играть не стал бы. Будь его воля. Но тростинка в диадеме не оставила выбора. Стоит доставить письмо, и их головы пойдут в комплекте. Друг с другом и с головой заносчивого патрикия Григория, который может приходиться ей кузеном и дядей. А может и нет! И именно из этого следовало извлекать теперь прибыль, а не из самой торговли.
Прежде, чем девушка, похожая на базилиссу, вышла, Михаил сделал последний ход.
— Великолепная, а ты не заверишь письмо своей печатью?
— Нет, — отрезала сероглазая, — хватит и чернил.
Когда за ней упал полог, купец взглянул на шахматный столик. Положение белых — которыми он играл — было безнадёжно. Разговор завершился в двух ходах от мата. Кулак, уснащённый перстнями, грохнул по столику, фигуры подпрыгнули, брызнули в стороны. Всё-таки она — базилисса Августина-Ираклия! Настоящая багрянородная, что бы ни плела насчет рождения на Оловянных островах. Ну разве могут здешние варвары так играть в шахматы? И — настоящая армянка, как и её отец. А где пройдет армянин, там греку с евреем и делать нечего!
Вечер прошёл в суете. А ранним утром тяжело гружёный дромон, несмотря на утренний туман, тихо выскользнул по течению, управляясь одним рулём, и ушёл в сторону моря. На берегу сморкалась в подвешенный на поясе платок непризнанная сама собой императрица. Утренняя сырость сделала свое дело. В сопровождении трёх дюжин ополченцев своего клана доставившая груз. За грузчиков сошли гребцы, не впервой. А что устали — не беда, до моря донесёт течение, а там, если повезёт, задует попутный ветер. Если нет — то гребцам быть на веслах, и комиту Валентину придётся отвлечься от пасмурных мыслей и заняться обеспечением работы двигателя в двести человеческих сил.
Дромон Клирику понравился. Корабль был красив тем тонким обаянием на грани уродства, которое отличает любую предельную технику, а дромон и был венцом развития галер. Позже его заново изобретут венецианцы… но это будет уже не то. Последышам, сосуществующим с парусными линкорами и прячущимся по шхерам да лиманам, не затмить самоуверенности сильнейшего корабля мира. Который может опасаться только нескольких таких же. И пусть он всего в два раза длиннее норманнского шнаккара — какая разница? Он лучший!
Сразу после проводов валлийцам предстояла другая работа: громоздить тюки со льном и шерстью в подобие древнеегипетской пирамиды. Готовиться к утреннему открытию торгов. У подножия мягкой горы за её сооружением следили двое.
— А это не слишком? — сомневался Дэффид.
— Ты же сам меня учил: сиды по мелочам не торгуют! Пусть все поймут это. Сразу.
— Я не про то. Я про торговлю с Африкой. Даже если экзарх не заплатит шёлком — оружие всегда пристроим. Но где мы возьмем столько ремесленников? Боюсь, наш клан один не справится.
— Наймем. Научим. Римской армии всегда было нужно количество, а не качество. Хороший зимний заработок, не находишь?
— Нахожу. И вообще — ты прекрасно справилась, для сиды-транжиры. Но нанимать работников — не дело. Своих полно. Надо оповестить все кланы. Присмотреть холм для собрания… После Лугнасада, как урожай соберём, будет в самый раз. Привыкай, настоящие дела делаются именно так.
— Ясно, — Немайн попробовала влезть на вершину мягкой горы. Хотя бы для того, чтобы скрыться от целеустремлённо шагающего в её сторону сияющего сэра Кэррадока. Не получилось. Один из тюков выскочил из-под ног, сида спиной вперед покатилась вниз. Рыцарь ринулся на помощь — но Немайн закончила полет на руках у Дэффида. Тот даже не крякнул, хотя сида оказалась на изумление тяжёлой.
— Осторожнее, егоза, — сказал трактирщик, — я уже привык, что у меня два раза по три дочери. Хорошее число для сказок и песен. В самый раз по моему ремеслу. Давай ты устроишься ближе к подножию? И тебе удобней, и мне спокойнее. Сэр Кэррадок, добрый день. Ты что-то хотел сказать?
Сэр хотел, да не Дэффиду.
— Я ходил к епископу. Даже к двум — к Теодору, и к тому, который только что приплыл.
— Сглаз сняли?
— Сняли, — неуверенно согласился рыцарь, — Но тут целая история… И я хотел бы рассказать её полностью.
— Тогда вечером и под пиво? — предложила Немайн, — Сейчас мы с Дэффидом заняты. Торговля, добрый сэр.
Блеск Кэррадока потускнел, стал не металлический, матовый, но улыбаться до ушей рыцарь не прекратил. Так и откланялся: мечтательно-туманный. Как только удалился за пределы видимости, Дэффид опустил сиду на землю. Та подпрыгнула пару раз, чтобы пелерина легла идеально ровно, и вернулась к делу.