Перед рассветом - Страница 122

122

Немайн помотала головой. И — увидела.

Возле речки, в болотистой пойме, образовавшейся из-за неистребимой любви равнинных рек к вилянию, прорыт канал, срезавший изгиб и протянувшийся напрямки вдоль городского вала и домов предместья. В нём прилежно хлюпает деревянными плицами водяное колесо. Доселе тут невиданного наливного типа. Который раза в два эффективнее прочих. Подливные-то колёса на Туи не прижились. Медлительная речка нагло отказывалась вращать колёса, обтекая их кругом. Римляне смирились. Клирик — нашёл управу. Стоп! Канал тянется не к городу, к кузнице Лорна, которому были оставлены чертежи, а к заезжему дому. Странно.

Что ж. Караульная будка. Весёлые и любопытствующие взгляды часовых на мосту:

— С возвращением, с победой, леди сида. Это твой приёмыш?

— Мой сын, — застенчивый взгляд из-под ресниц, откуда он? Раньше так не получалось и нарочно, — Ребята, я устала. Домой хочу засветло. Лучше завтра вечером загляните к Дэффиду. Там-то я байки и буду травить, довольны останетесь.

— Это можно, завтра нам первую ночную не стоять. Непременно будем. И остальным передадим, чтоб пока не беспокоили.

Стало ясно — в "Голову грифона" явятся все, кто не на посту. Ну и ладно. Россказнями заниматься нужно. Всегда лучше выложить свою версию событий первой.

"Пантера" повернула домой. У самого трактира отец Адриан откланялся, соскочил с лошади — те по-прежнему не допускались в цитадель — и направился к воротам. Не терпелось обсудить сложившуюся ситуацию с владыкой Дионисием. А ситуацию он находил довольно противоречивой. Немайн вела себя очень жёстко. Не как простая прихожанка. Скорее как власть имущий, не смеющий рассчитывать на должную строгость со стороны окружающих, и потому обращающийся с собою гораздо суровее, чем положено даже по узаконениям церкви. Взять хотя бы добивание раненого. Это не волшба, это три года покаяния по меньшей мере. И что? Августа — а кто ж она ещё? — сама, без пастырского напоминания, наложила на себя пост. Более строгий, чем полагалось. Осторожные намёки ничего не изменили. Смиренная гордыня сиды всё чаще напоминала отцов церкви. И великих ересиархов, вроде Ария.

— А у неё учитель был неплохой, — заметил Дионисий, выслушав отчёт, — Я его знаю. Умный человек. А как ещё себя должна вести правящая августа? Достойного прелата рядом может не оказаться… А принять отпущение грехов от недостойного она полагает недостаточным.

Викарий удивился.

— Но, преосвященный, это же пелагианский хаос! Отрицать право на совершение таинства за недостойными священниками, тем не менее должным образом рукоположенными. Тогда никто не может утверждать, что достоин — ибо мы не можем знать, на ком сияет благодать Господня!

— Нет, это учение валлийской церкви, а она вполне православная. С точки зрения совершения таинства, личность отпустившего грехи и верно, значения не имеет. А вот в глазах мира — имеет, и ещё какое. Каков поп, таков и приход. Потому приход смеет требовать для себя истинного пастыря, а не подделку. Пусть даже канонически безупречного. Это создало страну святых, не забывай. Да и нас сюда привело. Так вот, если такое правило не бесполезно для простых мирян и хорошо для церкви, поскольку сдерживает искушения клира, то для нобиля, вокруг которого искушений предостаточно, оно жизненно необходимо. И некоторая жёсткость по отношению к себе в таких условиях допустима и оправдана.

— Она же в гроб себя загонит, — помрачнел викарий, — лица нет, одни глазищи. И вокруг круги фиолетовые. Но ты уверен, что это именно строгость к себе, а не совесть?

— Уверен. По твоим словам, пост Немайн начала только после окончания строительства лагеря и метательной машины. Когда от неё не требовалось более физических усилий. Это решение рационального аскета, а не раскаявшегося грешника. Похоже, она считает, что сама себе церковь и духовник.

Викарий не задал больше вопросов. А кто из мирян ещё может домыслиться до такого, если не та, чей официальный титул — "святая и вечная"? Именно та, которая помазана вести христианский мир сквозь кровь и боль несовершенного творения — к Царству Божию? Та, которой дозволена кесарева доля — и в злате, и в крови?

Молчанием он себя выдал. Епископ улыбнулся.

— Адриан, похоже, не я один знаю, кто она.

Викарий пожал плечами.

— Я догадываюсь, как её зовут. Но сказать, что знаю, кто она, не смею. Для этого нужно читать её душу. А душа у неё…

— Странная. Сильная. Большая, — перечислил епископ, — Для духовника — головная боль и вечная забота. И слава, если ему удастся хоть немного облегчить ей путь к Богу. Как ты смотришь на то, чтобы принять этот труд на свои плечи?

На этот раз сначала были не обнимашки. Сначала был очень недовольный Дэффид.

— Явилась, — буркнул вместо приветствия, — Вот посылай девок воевать. На месяцок отлучилась — уже в подоле принесла. Как это понимать прикажешь?

— Можешь меня выпороть и запереть, — голос Немайн был тусклым и безразличным, — только завтра, хорошо? А сейчас твоему внуку нужна тёплая вода… Или ты не озаботился встретить внука? Кто-то меня уверял, что родных и приёмных детей в Камбрии не различают.

— Не различают, — уверенно откликнулась Глэдис, — вот уж не ждала, что бабушкой меня сделает младшенькая. И не слушай моего ворчуна. Всё сделано, всё готово — и без его участия…

Вот тогда из-за материной спины и полезли сёстры. Немайн хотелось плакать, смеяться, в душе пела гордость за сына — и рычало желание отогнать всех этих назойливых существ от своей прелести. Разум рвало на части. И всё, что она смогла сделать — это обнять покрепче драгоценный свёрток, и сообщить не слышанную ещё семьёй радость.

122